Переливы в лунном свете. Повести и рассказы - Нина Визгина

Вот и сегодня замерзшие молодые люди скукошенным гуськом ползли по заиндевевшим аллеям парка на очередные экзамены. В раздевалке внимание Алексея привлекла закутанная барышня. Вся в инее, она торопилась раздеться, но замерзшие руки не слушались, и девушка все никак не могла освободиться от коротенькой шубки. Когда Мелехов помог барышне снять верхнюю одежду, на него уставились знакомые глаза в заиндевевших ресницах – Катя Карелина смотрела непривычно серьезно, а у него вдруг закружилась голова от пронзительной синевы девичьих глаз.

Мелехов привык видеть строптивую студентку в постоянно смешливом настроении в беспечном окружении молодых людей. Но эта неожиданная встреча с непривычно серьезной Карелиной обескуражила молодого человека до такой степени, что из головы вылетели все необходимые слова. Вроде бы надо поздороваться, но девушка продолжала молчать. А он, словно во сне, в каком-то остановившемся времени, взяв ее замерзшие руки в свои ладони, пытался согреть их собственным дыханием, что больше походило на нежный поцелуй, чем на простое дружеское участие. Не отводя взгляда, в котором не мелькнуло ни тени узнавания или удивления, не говоря ни слова, Катя медленно отняла руки и, резко развернувшись на каблучках высоких сапожек, бросилась из раздевалки, не дождавшись номерка гардеробщицы.

Карелина ужасно опаздывала на экзамен по органической химии. Как она ненавидела этот предмет. Со школы, где все дисциплины давались легко, хотя бы по тому, что были ей интересны, она не любила химию за ее нелогичность, за то, что нельзя было все разложить по полочкам, вывести результат задачи через нужные формулы. Особенно она не выносила органическую химию, где казалось совершенно непонятными все эти фигуры в формулах, которые составлялись черточками всего из трех символов О, Н, и С. Она так бы и не выжала в школе за химию больше тройки, если бы не отличные результаты по всем остальным предметам. Школьная химичка не стала портить ее аттестат.

Школа осталась позади, но и здесь в политехе ее снова мучила химия, оказавшаяся обязательным предметом в программе факультета. Но на этот раз все обстояло намного сложнее. И не столько потому, что Катюша не любила сей предмет, а еще и потому, что ко всем трудностям, которые доставляла ей химия, она окончательно, как ей казалось, испортила отношения с придирчивым аспирантом Мелеховым. Он мог запросто встать на принцип и не допустить ее до сессии, забраковав лабораторные работы.

Девушка и сама не понимала, с чего вдруг так ополчилась на него. Молодой аспирант раздражал ее своей стандартной красотой, своей высокомерной манерой преподавания, будто сам никогда не был студентом, а сразу выскочил из юности в научные круги.

Незадолго до зачетов Катюшу попытался вразумить староста, что, мол, ее выкрутасы могут испортить ей зачетку, а ему успеваемость группы. И Катюша присмирела, на последних занятиях старалась не лезть на рожон, тихо сидя на консультациях. А когда узнала, что и зачет, и экзамен будет принимать сам профессор, что читал лекции всему курсу, то и вовсе успокоилась.

Даже столкнувшись на входе с Мелеховым, девушка не встревожилась. Добираясь до института в насквозь заледенелом трамвае, который, казалось, на последнем издыхании скрипел по заснеженным рельсам, Катя промерзла до такой степени, что анализировать неожиданное внимание в раздевалке со стороны вредного аспиранта не было никаких сил. Карелина сильно опаздывала, экзамен давно начался, а значит его, действительно, принимал кто-то другой. Она так торопилась, что приняла помощь молодого человека автоматически, как обычно делала от своих приятелей.

Катерина стремительно бросилась к нужному кабинету, возле которого в одиночестве маялся их староста. По его мрачному виду девушка поняла, что безнадежно опоздала, но парень, объясняя, что профессор до сих пор не ушел, бесцеремонно втолкнул ее в кабинет.

Пролепетав что-то вроде извинения за столь поздний приход, Катюша, стараясь унять мелкую дрожь, поторопилась выбрать один из двух оставшихся экзаменационных билетов, сиротливо белеющих на просторном профессорском столе.

– Проходите, располагайтесь, голубушка, – ответствовал хозяин кабинета, не поднимая головы, будто и не заметив опоздания студентки, спокойно продолжая что-то писать.

Тепло и сонная тишина стали коварно обволакивать Катюшу, которая только сейчас почувствовала, до какой степени промерзла. Ноги в модных сапожках больно щипало, внутри тела все вибрировало и отдавалось глухим шумом в висках. Она пыталась сосредоточиться на вопросах билета, но ничего не всплывало в голове, словно дорога своим жутким холодом стерла из памяти все знания. Девушка вдруг с ужасом поняла, что сейчас не смогла бы ответить ни на один вопрос. Катя бездумно уставилась в чистый лист бумаги, распластанный перед ней на столе, и на какое-то время просто отключилась от реальности. Ей ни о чем не хотелось думать – только согреться, больше ничего.

Часы на стене профессорского кабинета мерно отсчитывали секунды. Время шло, а Катерина тихо продолжала медитировать над непокорным билетом. Через четверть часа профессор сам пригласил барышню к себе за стол. Очнувшись от вежливого вопроса, девушка тихо откликнулась, что еще не готова отвечать.

– С вашего разрешения я оставлю вас ненадолго, – спокойно проговорил преподаватель и покинул кабинет.

Катя знала, что на экзаменах профессор часто давал студентам возможность тихонько списывать теорию с конспектов. Все равно, это редко помогало в решении поставленных задач, что собственно и являлось главным критерием знаний студента для умудренного жизнью старого преподавателя. Конспект у Катюши был с собой, но не было уже ни сил, ни желания им воспользоваться. На нее нахлынуло такое безразличие, такая полусонная апатия, что хотелось только одного – чтобы ее никто не тревожил, пока она оттаивала в тиши теплого уютного кабинета.

Когда вернулся экзаменатор, Катя, преодолев нахлынувшую слабость, нерешительно подсела к нему за стол. Ее зачетка лежала рядом открытой страницей нынешней сессии, на которой отличными оценками красовались все сданные ранее предметы. Злосчастный экзамен по химии стоял в зимней сессии последним.

В это время кто-то заглянул в кабинет, и профессор приветливо кивнув, пригласил войти и подождать, пообещав, что скоро освободится. Катя, тупо уставившись в стол, не обратила никакого внимания на вошедшего. Ей было не до визитеров профессора, который, видя замешательство студентки, предложил попробовать решить задачу из другого билета. Карелина послушно взяла последний билет, не в силах преодолеть свою вялость. Голова ее по-прежнему оставалась заполненной пустым звоном полного отсутствия здравых мыслей.

Молодой человек, до этого спокойно наблюдающий за мучениями студентки, что-то написал на оставленном пустом листке и протянул экзаменатору. Профессор, быстро прочитав записку, удивленно взмахнул сросшимися бровями и, покачав головой, вдруг тихо рассмеялся.

– Идите, голубушка, отдыхайте, – продолжая улыбаться, проговорил он, подавая зачетку.

Катя, оторвав, наконец, взгляд от стола, с удивлением узнала в молодом человеке Алексея Мелехова. От стыда, что знакомый аспирант видел ее глупый провал, девушку бросило в жар – будто кипятком облили. Стало вдруг невыносимо жарко и душно. Схватив зачетку, она выбежала из кабинета. У дверей ее весело встретил староста с шутливыми словами благодарности, что подруга все-таки успела сдать экзамен.

– Ну, как? Сколько? Повышенную сохранила? – затормошил ее парень, и сам открыл зачетку, не дождавшись ответа.

– Ну, молоток, все отлично, – закружил он девушку.

– Что? – Катя изумленно разглядывала страничку собственной зачетки, где в строке последней дисциплины стояла запись «Отлично» за витиеватой подписью профессора.

Не знала тогда Катя Карелина, что в записке, которую передал Мелехов экзаменатору, была всего одна, но такая потрясающая фраза, перед которой трудно было устоять, кому бы то ни было:

«Не мучайте, пожалуйста, дорогой профессор, мою будущую жену. Поверьте мне, она – большая умница!»

Алексей терпеливо ждал в раздевалке, удивляясь собственной выходке в кабинете, где застал непривычно молчаливую знакомую студентку. То, что Карелина просто физически была не в состоянии отвечать на поставленные вопросы, Мелехов понял сразу, заметив ее апатичное состояние. Но то, что он написал для профессора, импульсивно поддавшись сиюминутному настроению, было совсем не шуткой. Сегодняшняя встреча с Катей, такой замершей, такой несмешливой как обычно, будто сбросила пелену с происходящего вокруг них. Он ясно увидел ее – свою желанную, ту, которую хотел бы видеть рядом с собой всегда, и днем и ночью, и в горе и радости, и до конца дней своих.